| Главная » Статьи » Любовь, секс, отношения |
ТЕМП РАЗВИТИЯ И БУДУЩЕЕ РЕБЕНКА ( ребенок в семье ) часть 4
| Многие родители придают исключительно большое значение самому темпу развития ребенка, ревниво следя за тем, чтобы он ни в чем не отставал от сверстников, а по возможности и опережал их. Что ж, когда речь идет о задержках в развитии, повышенное внимание к его темпу вполне оправданно. Если ребенок не переходит вовремя к ролевой игре, не овладевает предметным рисованием, не усваивает простейших математических представлений, это должно насторожить родителей, должно побудить их выяснить причины отставания. Ими могут оказаться как неблагоприятные условия воспитания (педагогическая запущенность), так и дефекты нервной системы. Сложнее обстоит дело, если речь идет об опережении среднего темпа, о необычайно раннем развитии. Предположим, ребенок уже до трех лет овладевает чтением и счетом, у него появляются интересы, обычно этому возрасту несвойственные,— к технике, математике, географии, и он начинает делать быстрые успехи в этих областях, усваивая уже в дошкольном возрасте умения и навыки, входящие в школьную программу. Часто родители таких детей теряются. Одни пытаются затормозить раннее развитие, опасаясь, что оно повредит здоровью ребенка; другие, напротив, всячески способствуют ему в приятной надежде вырастить вундеркинда (чудо-ребенка); третьи — все пускают на самотек. Сам по себе быстрый темп развития никаких оснований для беспокойства не дает. Единственное, чего следует опасаться,— весьма вероятной в подобных условиях односторонности, ухода ребенка в какую-то одну область в ущерб остальным. И конечно же нельзя в таких случаях публично восхищаться малышом, выставлять напоказ его способности. Что касается прогноза, то он может быть разным. В одних случаях за ускоренным темпом развития действительно скрываются незаурядность, в других (это бывает чаще) развитие постепенно замедляется, и ребенок становится самым обыкновенным, сохраняя, впрочем, достаточно высокий для его возраста интеллектуальный уровень. Необычайно быстрый темп развития часто представляется окружающим чем-то вроде чуда. Взрослым кажется, что ребенок сам неведомо как овладевает грамотой, счетом. Однако всему этому его учат именно взрослые, хотя часто стихийно, неосознанно и несистематически. Другое дело, что здесь проявляется разный уровень обучаемости. То, что от обычного ребенка требует длительных усилий, «вундеркинд» схватывает с полунамека. «Детская талантливость (в живописи, поэзии, музыке),— писал К. И. Чуковский, большой знаток творчества детей,— очень часто иссякает с годами, и я знаю немало двенадцатилетних поэтов, которые через 7—8 лет, утратив поэтический дар, становились отличными конструкторами, моряками, геологами». Это в такой же мере относится к успехам детей в области математики, физики, биологии. Советский психолог Н. С. Лейтес, посвятивший специальное большое исследование детям, проявлявшим, казалось бы, выдающиеся умственные способности, приходит к выводу, что «опережение ребенком своего возраста еще не дает надежных оснований для суждения о его будущих возможностях, а отсутствие раннего развития не исключает вероятности последующего подъема». Когда ребенок, подававший большие надежды, не оправдывает их, вряд ли можно говорить об исчезновении уже появившегося таланта. Просто впечатление талантливости, больших способностей возникает из-за того, что дети в каком-то отношении опережают сверстников, но потом темп развития может снизиться. Поэтому «раньше» не значит «лучше». Возможно, способствуя раннему обучению, используя высокий темп развития, мы и получаем выигрыш в сроках усвоения специальных знаний, в формировании соответствующих способностей (часто, впрочем, недолговечный). Но не проигрываем ли в том, что раньше времени, не успев обогатить личность ребенка, уходят из его жизни детские виды деятельности — игра, рисование, конструирование? Об этом следует помнить, особенно честолюбивым родителям. А сколько этих ступеней? Андрюша стал упрям. Зову на кухню. Стоит, ни с места, будто не слышит. Взяла за руку: «Идем, ребеночек!» Андрюша: «Не веди меня! Я сейчас плиду (приду) сам». Освобождает свою руку из моей: «Я сейчас плиду сам». Возвращается на место, где стоял прежде, и сам идет на кухню...» Это запись из дневника психолога В. С. Мухиной. Андрюше три года. Возможно, для многих читателей такая ситуация не в новинку. Дети в этом возрасте вдруг становятся неузнаваемыми. Был малыш как малыш, а теперь все наперекор, все будто назло старшим. Просто удивительно... Но удивительно ли? Ведь мы говорим о развитии ребенка! Значит, нам нужно быть готовыми к тому, что оно — как и всякое развитие вообще — не сводится к накоплению медленных, незаметных изменений, а будут в нем времена резких перемен, скачкообразных переходов. Кризисы развития возникают у детей, живущих в сходных условиях, примерно в одни и те же возрастные периоды. На протяжении первых семи лет жизни ребенка психологи выделяют три кризисные точки: год, три года, семь лет. Соответственно этому мы говорим о трех возрастных этапах: младенчество (от рождения до года), раннее детство (от года до трех лет) и дошкольное детство (от трех до семи лет). Существует и педагогическая возрастная периодизация — она исходит из задач воспитания детей на разных этапах и отражает сложившуюся практику работы детских учреждений. В нашей стране принята такая педагогическая периодизация: ранний возраст (от рождения до двух лет), младший дошкольный возраст (от двух до четырех лет), средний дошкольный возраст (от четырех до пяти лет), старший дошкольный возраст (от пяти до семи лет, причем особо выделяется последний, предшкольный год). Хотя педагогическая периодизация не совпадает с психологической, это не означает, что в яслях или детском саду не считаются с переломными, кризисными моментами развития. Программу воспитания составляют отдельно на каждый год, и в ней обязательно учитывают анатомо-физиологические и психологические особенности детей. Почему же психологи делят детство на этапы «от кризиса до кризиса»? В чем смысл такого деления? Вспомните, пожалуйста, что мы говорили о главном в жизни ребенка, о видах ведущей деятельности, которые сменяют друг друга. Теперь мы можем добавить, что возрастные этапы как раз и определяются тем, что на сегодня главное в жизни ребенка, а наступление кризисов свидетельствует о том, что пришла пора смены этого главного. Малыш испытывает потребность во взрослом, и потребность эта усложняется, обогащается. Но наряду с этим у ребенка возникает и стремление к самостоятельности. Оно гоже развивается с ростом жизненного опыта ребенка, с усвоением им знаний о действительности. Постараемся представить себе это конкретно. В непосредственном общении со взрослым у малыша на первом году жизни постепенно накапливаются разнообразные потребности. Об их значении писал великий русский физиолог И. М. Сеченов: «Вооруженный умением смотреть, слушать, осязать, ходить и управлять движениями рук, ребенок перестает быть, так сказать, привязанным к месту и вступает в эпоху более свободного и самостоятельного общения с внешним миром.» Годовалый ребенок хочет действовать самостоятельно, его уже не устраивает прежнее положение, когда все для него делал взрослый — кормил, пеленал, давал игрушки. Вместе с тем без взрослого он действовать все-таки не может. В чем же выход? В том, что взрослый должен перестроить свои отношения с малышом — делать не для него, не за него, а вместе с ним. Взрослые создают для ребенка особый мир специально приспособленных предметов (пирамидки, матрешки, песочницы), с которыми можно действовать. Ему показывают, как надо одеваться, есть ложкой... Это и означает, что малыш вступает в новый этап развития — переходит к предметной деятельности. Кризис миновал. От взрослых зависело, насколько болезненно он протекал. Не следует думать, что он неизбежно должен был сопровождаться постоянными капризами малыша, упрямством, негативизмом. Если взрослые вовремя изменили свой стиль обращения с ребенком, предоставили ему больше самостоятельности (сознавая вместе с тем, что они нужны ребенку даже больше, чем прежде, но по-иному нужны), то все встало на свои места довольно быстро. Конечно, это не значит, что было легко — всякая кризисная ситуация таит в себе сложности. Как сбалансировать поощрения и запреты, строгость и ласку? Ведь ребенок привык к тому, что все его потребности и желания удовлетворяются взрослыми безусловно и незамедлительно, а теперь оказывается, чего-то нельзя... Не исключено, что малыш сильно расстроится, если вы пресечете какую-то его шалость. Но потакать его капризам крайне опасно — это только усилит его «эгоизм»,который носит вначале наивный, «простодушный», характер, а потом сделает малыша неуравновешенным, а то и вовсе неуправляемым. То же можно сказать и о тактике поведения родителей в пору очередного кризиса — в три года. Вы уже знаете, что ролевая игра — ведущая деятельность в дошкольном возрасте — возникает потому, что ребенок хочет стать «как взрослый», но, понятно, не может быть им; тогда он играет во взрослого. Новое стремление трехлетнего ребенка к самостоятельности вдумчивые родители быстро уловят и не только не станут препятствовать ему, но будут всячески содействовать его осуществлению. Что касается кризиса, наступающего в семь лет, то он связан с развитием важных психических качеств малыша — мышления и памяти, восприятия и внимания. Отсюда его желание стать школьником, делать самому то, что взрослыми признается серьезным делом,— учиться... Кризис этот находит свое естественное разрешение в том, что, надев ранцы, семилетние ребята отправляются в школу. Не было бы кризисов — не было бы и развития. Ребенок застывал бы на достигнутом уровне, не побуждаемый внутренней неудовлетворенностью двигаться вперед, дальше, усваивать то, чему его учат взрослые. Итак, кризисы неизбежны. И речь идет лишь о том, чтобы они шли на пользу ребенку, не оставляя в его поведении ни болезненных ран, ни черт, которые совершенно нетерпимы,— капризности, себялюбия, несдержанности. Ребенок остается ребенком С приобретением все новых черт в поведении, совершенствованием внутренних психических качеств ребенок все-таки остается ребенком. Общий психологический облик малыша сохраняет своеобразие, отличающее его от взрослого, да и от школьника, даже младшего. Каковы же приметы этого психологического облика? Прежде всего непосредственность, импульсивность поведения, более или менее резко выраженная на всех ступенях раннего и дошкольного детства. Чаще всего малыш действует, не особенно задумываясь, а под влиянием именно тех чувств и желаний, которые возникли у него вот сейчас, в данный момент. Конечно, сами эти чувства и желания не берутся неизвестно откуда, они основаны на общих потребностях и интересах ребенка. В раннем детстве они вызываются главным образом тем, что непосредственно окружает малыша, что попадается ему на глаза. Взрослый может все очень хорошо объяснить, а ребенок все поймет и даже соберется делать именно то, о чем его просят, но... в решающий момент непосредственная ситуация, то, что он видит и слышит, окажет на его поведение бесповоротное влияние. Другая психологическая особенность маленького ребенка — его повышенная эмоциональность. Трехлетняя девочка спрашивает отца: «Когда ты что-нибудь теряешь, ну, галстук, книгу, ты плачешь?» — «Нет,— отвечает отец,— я ищу и стараюсь найти».— «А я плачу».— «Разве это помогает найти?» — «Нет, но слезы сами выскакивают». Чувства малыша менее осознанны, чем чувства взрослого. Они вспыхивают быстро и ярко и столь же быстро могут гаснуть. Переход от одного состояния к другому часто молниеносен: бурное веселье, а через минуту — слезы. Управлять своими переживаниями ребенок не умеет, почти всегда он оказывается в плену у чувства, которое его охватило. Не умеет он таиться, как взрослый человек,— у малыша все на виду. Используя на благо развития яркость чувств ребенка, родителям приходится вместе с тем остерегаться таких отрицательных явлений, как страхи и капризы. Источником переживаний малыша оказывается все, к чему он прикасается, все, что имеет для него интерес и значение. Во взаимоотношениях с другими людьми — взрослыми (сначала близкими) и детьми — остро чувствует ребенок и ласку, и несправедливость, добром отвечает на добро и гневом на обиду. В сказки он вживается как в реально происходящее. Герои, попавшие в беду, принимаются малышом близко к сердцу, и сочувствие им заставляет его порой вмешиваться в то, что он видит, например, на сцене театра... Мир природы ребенок не склонен до поры до времени отделять четкой границей от мира людей: он жалеет сломанный цветок и сердится на дождь, из-за которого не пускают гулять... Разумеется, на протяжении раннего и дошкольного детства происходит «воспитание чувств» — они со временем становятся и более глубокими, и более устойчивыми, и более разумными, да и вовне изливаются не с такой легкостью. Все это так. Но любой, наблюдавший дошкольников, согласится, что тем не менее именно чувства придают их поведению особую окраску и выразительность. Искренность, отзывчивость и непосредственность малыша — бесспорный психологический факт. И наконец, еще одна примета ребенка «от нуля до семи» — он познает мир прежде всего в образах, наглядно, конкретно. Образы эти чрезвычайно ярки. Многие свойства вещей, которые нам, взрослым, давно стали привычными, на малышей производят неожиданное, неизгладимое впечатление. Краски, звуки, формы наполняют детское сознание гораздо «плотнее», чем наше. Об этом нужно хорошо помнить родителям. Постигая что-то неизвестное для себя, малыш пытается опираться на те образы, которые у него уже сложились. Отвлеченные словесные рассуждения взрослых ребенок понимает с большим трудом, а то и не понимает совсем. Но если те же знания выразить наглядно, он усвоит их легко. В играх дошкольников предметы претерпевают удивительные превращения, и сам малыш будто по мановению волшебной палочки превращается в капитана, космонавта, доктора... Постепенно становятся возможными игры, которые целиком происходят в воображении ребенка. Шестилетний мальчик расставляет вокруг себя игрушки, ложится и тихо лежит целый час. Мать спрашивает: «Что ты делаешь? Ты заболел?» — «Нет, я играю».— «Как же ты играешь?» — «Я на них смотрю и думаю, что с ними происходит». Непосредственность поведения, живая игра чувств, яркость образов — составляют они силу или, напротив, слабость дошкольника? Любой однозначный ответ на этот вопрос, пусть и подкрепленный вескими соображениями, привел бы нас к неправильным выводам. Допустим, что в этих психологических чертах сила малыша, что они наилучшим образом «обслуживают» его жизнь, помогают решать именно его, детские задачи, соответствуют кругу его опыта, его возможностям. Что ж, это так. Но тогда зачем мы стремимся к замене этих черт поведения малыша другими, зачем воспитываем у него умение управлять своим поведением и чувствами, зачем пытаемся научить его более глубоко и правильно понимать окружающую действительность? Не лучше ли позволить золотому детству остаться золотым детством — ведь школьная пора не за горами. Следствие в таком случае будет одно: мы задержим развитие малыша, вместо того чтобы вызвать к жизни новые черты его психики. Если в этих психологических чертах слабость ребенка, он должен их преодолеть с нашей помощью. Ведь ясно, что управляемое поведение лучше, чем неуправляемое; логическое мышление стоит ступенькой выше образного, потому что способно решать задачи, руководствуясь не видимостью, а сутью дела. И это так. Тогда почему же не бросить все силы на то, чтобы как можно раньше «организовать» поведение ребенка, всячески поощрять его к управлению своими чувствами, побыстрее перевести его на «логические рельсы»? Но в таком случае можно поручиться, что мы вырастим «маленьких старичков». Истина не в крайностях. Она в понимании того, что названные психические черты действительно преодолеваются в последующем развитии, что они не просто «отменяются», а входят тем или иным образом и во взрослую жизнь. Да, рассудительность в жизни совершенно необходима: «семь раз отмерь — один отрежь». Но разве не бывает моментов, когда надо действовать немедленно, по прямому побуждению? И разве нельзя увидеть в чрезмерно рассудительных людях, неспособных на такую естественную реакцию, вчерашних малышей, импульсивность поведения которых неумеренно подавлялась? С другой стороны, не просматривается ли в человеке, который не в силах погасить «взрыв» из-за пустяка, или в человеке, хватающемся то за одно, то за другое, тот «еще несмышленый» ребенок, которому родители, оберегая его «золотое детство», не привили элементарной самоорганизованности? Сложен мир наших чувств. И все-таки сложностью ли их можно объяснить поведение людей, скажем, бросающихся из одной крайности в другую? Проще предположить, что еще тогда, когда они были малышами, родители не предпринимали ничего, чтобы внести хоть толику разума в их эмоции. И быть может, не богатство чувств, а отсутствие всякой их культуры сквозит в поведении человека, готового по любому поводу исповедаться первому встречному. И опять-таки, с другой стороны, как несладко нам с людьми, неспособными на душевный порыв, с людьми, которых мы называем черствыми. Но едва ли стали бы они такими, если бы еще в детстве в них настойчиво не гасили всякое проявление «излишней чувствительности». И погасили... Итак, способствовать развитию более сложных и совершенных черт поведения ребенка, а не пытаться преодолеть «детское» искусственно — вот задача родителей. Необходимо более внимательно относиться к особенностям возраста ребенка, беречь все хорошее. | |
| Просмотров: 342 | Комментарии: 1 | |
| Всего комментариев: 0 | |